К самолету его провожали всей группой, словно он отправлялся на побитие какого-нибудь очень ответственного рекорда. Теперь, кажется, и Бочкарев был рад, что осуществится это, так неожиданно задуманное, мероприятие. А ведь чуть не сорвалось. Уперлись врачи: не понравилось давление. Не то чтобы оно оказалось плохим, но как раз у тех границ, определив которые, медики обычно советуют человеку отдохнуть. И то, что Сергей сумел настоять на своем и убедить их разрешить ему отправиться в полет, сейчас вызывало у Остапа самую большую радость.
– Ну, ты молоток! – то и дело повторял он, одобрительно похлопывая Сергея по спине.
Безучастно, казалось, относился к этому событию только Владимир. Его понурость и замкнутость Сергею уже откровенно не нравились. Тем более что Сергей понял, что на сей раз это явно не беспричинно, что с Владимиром что-то случилось. Но что именно, он до сих пор узнать не смог.
Успокаивало, однако, то, что взгляд больших серых глаз Владимира несколько потеплел. А это служило предзнаменованием того, что всякая воинственность во Владимире скоро уляжется и он, как это обычно и бывало, обо всем расскажет сам. Впрочем, сейчас Сергея это не так уж и волновало. Мысли его были во второй кабине спарки, которую за прошедший день настолько начинили всякими измерительными и контрольными приборами, что в ней почти не осталось свободного места. Бегая вчера от врача к врачу, Сергей несколько раз заглядывал и в ангар, где оснащали спарку, и даже забирался в свою кабину. Он отлично понимал, что все эти приборы будут крайне необходимы. И все же не утерпел, заметил Жердеву:
– Ты, Николай Филиппович, не забывай, что я тоже сюда сяду.
– Пожалеть просишь? – лукаво усмехнулся Жердев.
– Прошу.
– А ты к Володьке в кабину загляни. Посмотри, что вы, конструкторы, там нагородили. Вы нашего брата шибко жалеете?
– Намек понял. И тем не менее…
– А раз понял, то приготовься, еще и на колени тебе поставим пару датчиков, – пообещал Жердев.
Потом, когда приготовления были закончены, почти до самого вылета Сергей осваивал эту новую для него технику. Инструктировали его всей группой. А больше всех – Бочкарев. И не по обязанности старшего. Добрая половина всех тех механических регистраторов, с которыми Сергею предстояло работать, включая и БВК-4 (Бочкарев-Вольский-Кулешов), были созданы им.
Сергей не испытывал боязливости перед полетом, но новизна предстоящего волновала. Все в этой ситуации для него было непривычно, а больше всего его собственное положение – в полете ему предстояло быть всего лишь наблюдателем, почти пассажиром, и только.
Уже когда они оба, Владимир и он, сели в самолет, Сергей вспомнил, что днем в инженерный дом дважды звонила Юля. Оба раза она разговаривала с Бочкаревым. Как позднее стало известно Сергею, первый раз она передала просьбу главного повторить снимки с дополнительных высот. Второй – интересовалась исключительно тем, как проходит комиссию Кольцов-старший. Кстати, она передала Бочкареву, как она выразилась, строго конфиденциально, что Кулешов неодобрительно отнесся к этой затее и сказал, что уж если это так необходимо, то вполне можно было бы послать кого-нибудь другого. Aочкарев, несмотря на предупреждение, все передал Сергею. И от себя добавил: «А вы говорите! Да он вас бережет пуще собственного глаза!»
– Ты не волнуйся и ничего не бойся, – услышал неожиданно в наушниках Сергей голос брата.
– А кто тебе сказал, что я боюсь? – поняв, что лед окончательно тронулся, ответил Сергей.
– Когда этот черт понесется, душа с непривычки сама наружу попросится, – предупредил Владимир.
– Ты лучше скажи, как мне с тобой в полете связь держать?
– Командуй, я все выполню, – ответил Владимир и запустил двигатель.
Все, что было потом – выруливание на взлетную полосу, рев двигателя на полных оборотах, команды дежурного по полетам, – Сергей воспринял как нечто давно знакомое. И только когда истребитель, с каждой секундой набирая скорость, понесся вперед и Сергея плотно прижало к спинке сиденья, он всем существом ощутил, что находится во власти какой-то еще неведомой доселе ему силы. А спустя несколько коротких мгновений по непроглядной тьме, окружившей самолет, он понял, что находится уже далеко за пределами аэродрома. Он бы не объяснил даже себе отчего, но ему стало весело. Неожиданно справа небо заметно посветлело, а внизу появились десятки, сотни желтоватых огоньков.
– Сколько жилья! – невольно восхитился Сергей.
– Вот так везде в средней полосе. Яблоку упасть негде. Но у нас есть свой район. Сейчас отвалим в сторону, – ответил Владимир и спросил: – А почему ты решил лететь?
– А потому, что, если бы ты был человеком и по-человечески сам рассказал бы о том, как и что тут делаешь, может, я и остался бы на земле. И занимался бы тем, чем мне положено, в лаборатории.
– Не сердись, брат, – глухо ответил Владимир.
– Я не сержусь, – продолжал наступать Сергей. – А ты, может быть, все-таки объяснишь, что с тобой происходит? – Прошла минута, а Владимир не отвечал. Сергею показалось, что он не слышал его вопроса и спросил: – Что же ты молчишь?
– Я сейчас сделаю небольшой доворот, и мы выйдем на цели. А через сорок секунд я включу аппаратуру, – предупредил Владимир.
– Хорошо, включай, – сразу забыл обо всем постороннем Сергей.
Доворота он не заметил. Ему лишь показалось, что самолет слегка качнуло. Но возможно, это было и что-то другое. Понял только, что они пошли на снижение. На табло «БВК» замелькали голубоватые цифры: 500… 400… 300… 200… Стрелки и указатели остальных приборов пока оставались неподвижными. Только отсчитывал доли времени секундомер. И когда истекли указанные Владимиром сорок секунд и Владимир включил систему «Фотона», ожили все остальные приборы. И опять Сергей испытал что-то очень приятное и волнующее, словно глотнул морозного воздуха, взбудоражившего в нем спокойное течение крови. Сергей немигающим, жадным взглядом следил за показаниями приборов. И хотя они лишь фиксировали то, что происходило в Фотоне, он-то незримо видел и как работают блоки, и как перекручивается с кассеты на кассету пленка, и как пульсирует электроника дешифратора, слышал, как щелкают реле, как гудят трансформаторы. Замерло биение стрелок так же неожиданно, как и началось. И продолжалось оно всего минуту. «Сумасшедшая скорость, – невольно подумал Сергей. – Ну и что же я успел? Для чего я тут сижу?» И сам ответил: «Ничего не успел».