В начале сентября погода резко изменилась. Маленькая серая тучка, за появлением которой Александр Петрович наблюдал из окна своего служебного кабинета, не обманула его надежд. Она привела с собой целый флот пепельных и свинцовых туч. Они расплылись по небу, закрыли солнце, принесли дожди и туманы. И лето, не думавшее уходить (ни на одном дереве нельзя было найти пожелтевшего листика), вдруг сразу отступило перед ненастной порой.
Ирина стояла возле окна в приемной Кулешова и смотрела на лужи, в которые, не переставая, сыпались и сыпались мелкие капли дождя. Она еще не была в этом году в отпуске, а отпуск тем не менее ей положен, и было бы очень кстати удрать от этого дождя куда-нибудь на юг: можно в Гагру. А еще лучше в Пицунду, где она отдыхала почти каждый год, великолепно устраиваясь дикарем. Если бы она попросилась, Кулешов, наверно, отпустил бы ее, ибо обещал дать отпуск после окончания экзаменов. Но она не спешила с просьбой, желая прежде окончательно уладить свои дела с переходом в отдел информации, а также побывать в Есино. Она не знала, когда это случится. Но почему-то была уверена, что такой случай непременно представится и рано или поздно шеф пошлет ее к Бочкареву с какой-нибудь оказией и она приедет туда и увидит Сергея. Она не знала наверняка, был ли у братьев о ней разговор. Но это и не имело значения. То, что она намеревалась сказать Сергею, она скажет. О Сергее она теперь думала постоянно. И даже очень часто мысленно разговаривал с ним. О переходе на новую работу вспомнила потому, что только лишь по приказанию шефа вызвала к нему кадровика…
Мысли ее прервали. В дверях приемной действительно появился куратор КБ по линии кадров, невысокий, плотный, с залысиной почти до самого затылка, подполковник запаса Боровиков. Они были знакомы много лет. Но, несмотря на это Боровиков, если им приходилось встречаться где-нибудь в коридоре или на лестнице, никогда с ней первым не здоровался. На ее приветствия отвечал сухо, еле заметным поклоном. Но если случай сводил их, как в данный момент, в приемной, Боровиков был необычайно любезен. Он просто преображался, высказывая всем своим видом удовольствие видеть ее. При этом он никогда не упускал случая дать ее какой-нибудь добрый совет или от чего-нибудь предостеречь. Предметом особого внимания Боровикова чаще всего в таких случаях были не в меру, как ему казалось, короткие юбки, которые носила Ирина. В приемной главного Боровиков тем не менее не засиживался – боялся опаздывать к начальству. Поговорить с ним удавалось лишь в тех случаях, когда в кабинет к Александру Петровичу кто-нибудь врывался без вызова раньше его. Сегодня Александр Петрович был один. Ирина учла это и решительно встала на пути у Боровикова.
– Когда будете решать мой вопрос?
– Не за мной было дело! – поклялся Боровиков.
– А за кем же? Александр Петрович давно уже сказал, что дал вам команду.
– А вы к нему обращались? – укоризненно покачал головой Боровиков.
– Неужели нет?
– Да вот же оно, – скосив глаза на свою папку и обходя Ирину стороной, заверил Боровиков.
– Что «оно»?
– Представление.
Ирина поспешно освободила перед ним дорогу.
– Надо же: не успела окончить – и уже: хоть стой хоть падай, – вздохнул Боровиков.
– Зачем же падать? – чуть не расхохоталась Ирина, почувствовав вдруг прилив неудержимого веселья.
– А затем: то тянул, как голодное лето, а то вдруг заторопил, словно тут пожар: «Немедленно! Почему до сих пор нет?..» И пошел! И понесло! И теперь уже не младшего, а сразу научного давай. И оклад сразу давай – выше давай.
Боровиков бесшумно проскользнул в кабинет и плотно закрыл за собой дверь. А Ирина снова вернулась на свое место возле окна. Дождь все так же моросил, рябил лужи, причудливыми витиеватыми струйками скатывался по стеклу. Но Ирине почему-то уже не хотелось удирать на юг. Но еще больше захотелось в Есино. Она поехала бы туда хоть сейчас, если бы был хоть какой-нибудь, хоть самый пустяковый предлог для того, чтобы там появиться. Она так задумалась об этом, что даже не сразу услышала нетерпеливый и требовательный звонок. Ее требовал к себе Кулешов. Ирина очнулась, рванулась в дверь кабинета и чуть было не сшибла с ног улыбающегося Боровикова. Он что-то шептал, и моргал, многозначительно таращил глаза на свою папку. Ирина шагнула мимо него и вошла в кабинет. Александр Петрович поднялся из-за стола ей навстречу и протянул руку, словно хотел поздороваться, будто видел ее впервые. Она тоже протянула ему свою руку. А он пожал ее и сказал:
– Вы просто блестяще перевели мне две эти статьи. Я очень вас благодарю.
– Пожалуйста, – выслушала, как должное, похвалу Ирина, пытаясь освободить свою руку. Но Александр Петрович и не думал ее освобождать.
– И еще я вас поздравляю, – продолжал он. – Я только что назначил вас научным сотрудником. Но очень прошу вас, Ирина Николаевна, никуда пока из приемной не уходите. Считайте себя моим референтом, порученцем, кем хотите, но поработайте пока здесь. Отныне давать задания вам буду только я. И только их вам придется выполнять. Вот, пожалуйста, переведите поскорее еще и эту статью. Она мне крайне нужна. – С этими словами Александр Петрович взял со своего стола американский журнал «Авиейшен уик» и протянул его Ирине. – Если будут какие-нибудь затруднения с переводом технических терминов, не стесняйтесь, немедленно обращайтесь за консультацией ко мне. А не будет меня на месте – к Руденко. И еще, задайте головомойку нашим аховцам, а то они, кажется, решили по случаю дождя оставить меня без боржома.