Сергей слушал и не верил своим ушам. Ему казалось, Владимир вернется выжатым как лимон от напряжения и усталости. Не могло не потрясти человека то, что произошло ночью в воздухе. Не могли бесследно пройти перенесенные им психологические и физические перегрузки. А Владимир рассказывал обо всем случившемся, как о занимательной прогулке. Сергею даже подумалось, что он бравирует. Но Владимир был совершенно искренен и с тем же оживлением рассказывал уже о каком-то милиционере.
– Спарка остановилась, а мне вылезать неохота. Рукой пошевелить не могу. Вот-вот кто-нибудь под крыло влетит – а не могу. Вдруг слышу: стучат по кабине. И голос там, за бортом: «Товарищ, вы живы?» Ну, тут-то я, конечно, встрепенулся. Фонарь – на сторону. Выглядываю – орудовец.
– У тебя, естественно, по привычке поджилки затряслись, – пошутил кто-то.
Все захохотали.
– Ни будь-будь! – поклялся Владимир. – Ты, говорю, откуда взялся? А он, оказывается, за мной, как за нарушителем, километров десять гнался. Как, говорит, увидел, что вы дорогу осветили, так тоже мигалку включил, сирену включил – и за вами. Чем, говорит, вам помочь? Перекрывай, говорю, дорогу, а то сейчас мне все крылья поотшибают. Он недолго думая свою канарейку поперек шоссе – раз! А с другой стороны факел бензиновый – два!
И тут Владимир увидел брата.
– И ты уже не спишь? – направился он к нему, расталкивая окружавших его людей.
– С тобой уснешь, – добродушно проворчал Сергей.
– А что такого? Покрышкин на дороги запросто еще во время войны садился.
– Так ведь то Покрышкин! – заметил Сергей.
– Так ведь сейчас-то проще, не стреляют! – засмеялся Владимир и вдруг закрыл глаза руками, растер лицо и вздохнул тяжело и устало.
– Иди-ка ты спать, – посоветовал брату Сергей и только сейчас заметил, какие у него воспаленные, красные глаза.
– Доложу на КП и пойду, – согласился Владимир. – Это, кажется, последнее испытание было?
– В этой серии – да.
– А следующая когда?
– Не скоро. Еще надо придумать, как ее проводить.
– Так, может, я пока в отпуск смотаю?
– Наверно, можно. Я скажу Бочкареву, чтобы он сегодня же переговорил с шефом.
– Скажи, – кивнул Владимир и пошел через поле к командному пункту нетвердой, непривычно обмякшей походкой.
В ангаре со спарки сняли катушки с отснятой пленкой. Бочкарев повертел их, потряс над ухом, задумчиво проговорил:
– Дорогая штука получается.
– Случай. Непредвиденный случай, – заметил Окунев.
– Э… милый вы мой, Олег Максимович, какой уж там случай! – скептически поморщился Бочкарев. – Да вся история науки полна таких случаев. И что в данных ситуациях особенно парадоксально: ошибаются одни, а расплачиваются за них другие. А Владимир, я скажу, божьей милостью испытатель! Это талант. Да еще какой! Жалко будет с ним расставаться.
– Почему расставаться? – удивился Заруба.
Бочкарев сделал вид, будто не расслышал вопроса. Только оглядел всю группу и сказал:
– Ладно, пойдемте к себе. У нас свои дела.
И все пошли в инженерный дом. У самого подъезда Сергея взял под руку Заруба.
– А чего ради он решил с Володькой прощаться? – указав в сторону Бочкарева взглядом, спросил он.
Сергей догадался, в чем дело, но в ответ лишь неопределенно пожал плечами.
– Он думает, Володьку отстранят от полетов? – продолжал допытываться Заруба.
– Не знаю. Ничего не знаю, – буркнул Сергей и вошел в подъезд.
В помещении все разошлись по своим рабочим местам. Но Бочкарев неожиданно попросил всех сесть поближе, как это обычно бывало на служебных совещаниях. И еще он сказал:
– Курите, пожалуйста, – и закурил сам. Но поскольку он делал это лишь в исключительных случаях, все насторожились.
– Друзья, – сказал Бочкарев, глядя куда-то в пол, – я прощаюсь с вами. Я только что разговаривал с шефом и получил команду выехать в Москву. Приказ о моем назначении на новую работу подписан еще неделю назад, но шеф просил довести эту серию испытаний до конца. Я довел. Теперь все. Поверьте, мне очень трудно расставаться и с вами, и с КБ, и с работой, которой я отдал почти полжизни. Но это надо, как говорят, для пользы дела. Временно группу возглавит Сергей Дмитриевич. Желаю вам успехов, друзья.
Бочкарев приподнял рукав кителя и долго смотрел на свои часы. Потом заговорил снова:
– Пойду собираться. В половине третьего придет машина. Кстати, наконец-то привезут снимки. Кажется, шеф понял, что здесь для работы они тоже нужны. А в час всех прошу ко мне отобедать. И Владимира, Сергей Дмитриевич, непременно пригласите. Непременно. И Жердева.
И он ушел. А они остались. Как сидели, так и остались сидеть. Молчали. Курили. Нарушил раздумье Заруба.
– Значит, состоялось. А я думаю, чего ради он про какое-то расставание с Володькой сегодня ляпнул? Жаль… – ни к кому не обращаясь, задумчиво проговорил он.
– Да… про него не скажешь… давай-давай, может, без тебя лучше будет, – в тон ему продолжил Окунев.
– Не скажешь, – согласился Заруба. – А интересно, он это сам от начала до конца или все же шеф руку приложил?
– Какая разница, – отозвался Сергей.
– Не скажи. Потому как надо вперед смотреть. И если он сам, то дело одним чередом пойдет. А если не сам – то жди, как говорят мои земляки, чего не трэба.
– Остап прав, – подтвердил Зарубу Окунев.
Сергей и сам отлично понимал все. И сам, еще гораздо раньше, чем они, думал о том же самом и точно так же, как они. Но обсуждать их будущее он не хотел. Ему вдруг стало неприятно от мысли, что его друзья еще, чего доброго, заподозрят его в каких-нибудь корыстолюбивых помыслах. Ведь как-никак, а старшим, хоть и временно, теперь назначил его.