Взлетная полоса - Страница 18

– И напрасно!

– У меня для этого просто нет оснований.

– Вы слишком добры к людям, дорогой Александр Петрович.

– Я много лет знаю Бочкарева как принципиального человека.

– Однако и то неопровержимо, что в Есино при испытаниях датчиков у Бочкарева налицо была, так сказать, его личная заинтересованность в успехе. А сегодня такой заинтересованности нет. Можно взглянуть на факты под таким углом зрения?

– Не хотелось бы… – откровенно ответил Кулешов.

– А почему ты молчишь? Знаешь лучше нас всю ситуацию и молчишь? – обратился Игорь к жене.

– Я устала, – коротко ответила Юля.

– Верно, верно, – вмешалась в разговор Маргарита Андреевна. – Неужели вам на работе не хватает времени для этих разговоров? Дома можно было бы поговорить и о чем-нибудь другом.

– Можно, Маргошенька, – поддержал жену Кулешов. – К тому же пока у меня на столе не будет ленты с контрольными записями измерителя, всякие разговоры вообще преждевременны. Так что давай-ка, дорогой зятек, сыграем мы с тобой партию в шахматы.

– Вот-вот. А мы с Юленькой посмотрим телевизор, – обрадовалась такой уступчивости мужа Маргарита Андреевна.

Глава 8

Переход Владимира Кольцова на службу летчика-испытателя явился для большинства его однополчан полной неожиданностью. Среди молодых летчиков Владимир быстро выдвинулся в полку в число лучших. Летал он грамотно, смело, со своим особым почерком. Уже в первый год службы после училища заслужил несколько благодарностей командования. Ему досрочно присвоили звание старшего лейтенанта. Потом он стал капитаном. Вот-вот Владимира должны были выдвинуть на новую должность. И вдруг он ушел на испытательскую работу и очутился в Есеино, на аэродроме одного из авиационных заводов. Сергею он, конечно, об этом сообщил. Но в подробности не вдавался. Для Сергея такой неожиданный поворот в службе брата пока тоже оставался не особенно понятным.

А Владимир и на новом месте быстро вошел в курс дела. Получил особое задание и уже больше месяца вместе со своим экипажем испытывал новый прибор, который должен был обеспечить пилоту надежную видимость взлетно-посадочной полосы не только ночью, но и в любую погоду. Над областью в эти дни небо еще было голубым, и экипажу Кольцова в поисках ненастья приходилось летать то на север, то на запад, а то и за Волгу – лишь бы попасть под грозу, встретить туман. На испытания вылетали, как правило, ночью. А до поступления команды «На старт!» смотрели телепередачи или подыскивали для себя какое-нибудь другое занятие по душе в комнате отдыха. А она официально размещалась в каменном здании возле командного пункта. Там было светло, чисто, на полу разостланы ковровые дорожки, стояла красивая мебель и поначалу даже телевизор и радиола. Но летчики и особенно техники эту хорошо обставленную комнату не любили. И предпочитали дожидаться команды на взлет в маленьком полосатом домике, расположенном на отшибе от административных зданий, почти у самой взлетно-посадочной полосы заводского аэродрома. В домике было две комнаты. В одной из них размещался пункт метеослужбы. Другая служила подсобкой до тех пор, пока ее не обжили техники. Поначалу они использовали ее как убежище от дождя, а потом и вовсе приспособили для отдыха. Из комнаты выкинули хранившийся там всякий хлам, занесли в нее стулья, стол, железные солдатские койки, перетащили из основного здания телевизор и обосновались в ней на славу. От штатной, хорошо оборудованной комнаты домик выгодно отличался тем, что в него никогда не заглядывало начальство…

В одну из сентябрьских ночей в полосатом домике, на половине метеорологов, слышались настойчивые голоса.

– Псков! Псков! Сообщите метеосводку! – запрашивал один из дежурных и, получив данные, быстро записывал их на бланке. – Понял. Пять баллов. Спасибо.

– Великие Луки! Великие Луки! – вызывал другой. – Дайте сводку! Дайте сводку!

– Нарьян-Мар! Нарьян-Мар! Сообщите высоту облачности! Направление и скорость ветра! Так. Повторите. Понял, – терпеливо продолжал запрашивать первый.

А в это время в комнате по соседству тоже шла не менее напряженная «работа». Экипаж Кольцова-младшего азартно забивала «козла». Командир корабля Владимир Кольцов, борттехник, штурман и бортрадист, завладев большим столом, оживленно подбадривали друг друга.

– Володя! Дай «рыбу»! – командовал штурман.

– Дай отбомбиться! Раз! Два! – С грохотом выставил сразу два дупля Владимир.

Кто-то из соседнего экипажа, устроившись в углу комнаты, негромко напевая, играл на гитаре. Тихий голос певца и мелодичный перезвон струн из-за возгласов играющих почти не были слышны. Но в те короткие секунды затишья, когда доминошники вдруг замолкали, гитара звучала удивительно уютно.

– А мы по хвосту! – отпарировал после короткого раздумья бортрадист и с таким грохотом опустил на стол костяшку, что жалобно звякнула стоявшая на тумбочке недопитая бутылка боржома.

По соседству с доминошниками за маленьким столиком склонились над шахматной доской второй пилот и его партнер. Доминошники явно мешали им. И второй пилот, не выдержав, проворчал:

– И чего орут, как сумасшедшие?

Но экипаж Кольцова и не думал снижать накал «боя», и удары по столу следовали один за другим.

– Давай!

– Без меня!

– Не слышу!

– Говорю, без меня!

– Ехали мы, ехали селами, станицами… – затягивал «прокатившийся», и комната наполнялась веселым хохотом.

– У, жеребцы! – негодовал второй пилот. – Ну подождите, козлы проклятые! – Он проворно подошел к тумбочке, снял с бутылки соску, ловко натянул ее на водопроводный кран и наполнил водой. Как только соска раздулась, он направил ее на играющих и разжал пальцы. Соска, как ракета, устремилась вперед и врезалась в самую гущу играющих. Холодный взрыв разметал доминошников. Компания вскочила со своих мест и бросилась на второго пилота. Тот, недолго думая, юркнул под койку. Бортрадисту, однако, удалось схватить его за ногу. На полу завозилась куча мала. И неизвестно, какая суровая кара постигла бы легкомысленного шахматиста за его откровенно агрессивное намерение, если бы из динамика, висевшего на стене, вдруг не послышалась требовательная команда: