Взлетная полоса - Страница 56

– Конечно, совместных, – поддержал его маршал. – И мы сейчас даже не будем пытаться намечать какие-то конкретные пути или принципы ее создания. Но нам хотелось бы, уважаемый Александр Петрович, чтобы вы знали о наших нуждах, чтобы ваша конструкторская мысль работала в их направлении. Я ведь не зря вспомнил о вашей «Сове». Мы, конечно, будем совершенствовать и уже существующие системы. И уже сейчас проводим некоторые эксперименты у себя. Но очень надеемся и на вас. Надо расширить собственные возможности летчика, сделать их такими, чтобы он мог видеть землю ночью и в туман так же ясно, как видит днем. А ваша «Сова», профессор, уже во многом решила эту проблему.

Кулешов поблагодарил за доверие. Однако предупредил, что сможет начать работу не раньше, чем в новом году. И то, естественно, если эта новая тема будет утверждена для КБ.

– Об этом вы не беспокойтесь. Утверждена будет, – заверил его маршал. – Задача эта большой государственной важности. Она, если хотите, имеет не только оборонное, но и народнохозяйственное значение. Вспомните, сколько недовыполняет заданий наш гражданский воздушный флот из-за неустойчивости погоды, из-за ее капризов? В переводе на деньги по стране сумма оборачивается десятками миллионов рублей.

– Можете не сомневаться, мы не пожалеем усилий, – ответил Кулешов, давая понять и маршалу, и Ачкасову, что он свою задачу понял, цель для него ясна.

– Рад был вас повидать, – как и обычно, этим добрым приветствием закончил беседу маршал.

Он пожал Кулешову руку и проводил его до дверей кабинета. Кулешову это было особенно приятно, и он невольно подумал о том, что, значит, чего-то еще стоит, если с ним не только советуются, но и так вот подчеркнуто обходительны.

Следом за ним в приемную вышел и Ачкасов.

– В КБ? – спросил он.

Кулешов достал из кармана массивные золотые часы, полученные в подарок от отца, с которыми не расставался никогда в жизни, открыл крышку, заглянул на стрелки, ответил:

– Конечно. Быстро закончили.

– Поедем со мной. Проводи меня, а свою машину пошли следом, – предложил Ачкасов.

– С удовольствием, – согласился Кулешов.

Они поехали вдоль улицы, и, когда свернули в переулок, Ачкасов спросил:

– Ну так как? По душе тебе это?

Кулешов никогда не спешил отвечать на такие вопросы. Это было не в его правилах – слишком открыто высказывать готовность или, наоборот, прямо расписываться в беспомощности. В разговоре с начальством, а имея дело с Ачкасовым, он об этом не забывал никогда, предпочитал выражать свои чувства умеренно.

– Работа может оказаться очень интересной, – ответил он в своей обычной манере.

– И сейчас уже она крайне важна. Пойми меня правильно, в самом лучшем смысле она может стать твоей лебединой песней.

– Я неожиданно тоже почему-то об этом подумал, – признался Кулешов.

– Почему неожиданно? Разве мы с тобой вечны?

– На этот счет не заблуждаюсь. Знаю, в новый век сам не войду. Разве на коляске ввезут. Но пока еще силы есть.

– Н-да… Время быстро пролетело! – задумался Ачкасов. – А впрочем, я вот всю жизнь спешил, часы экономил, считал минуты. И всю жизнь садился, если так можно выразиться, на отходящие поезда. Спешил, а за жизнью не успевал. Теперь думаю: может, один-другой пропустить надо было?

– И что было бы? – пытливо взглянул на Ачкасова Кулешов.

– Пропустил – и стал бы жить в другом темпе. Перестал бы следить за временем.

– Пустое, Владимир Георгиевич, – простодушно ответил Кулешов, подумав про себя: «Я-то этот маршальский поезд не пропущу. Такие предложения не часто бывают». – Не только от вас это зависело. Да и долго ли вы с вашим характером в том, другом, темпе прожили бы?

– Не знаю…

Машина уже подъезжала к высокому зданию, в котором работал Ачкасов, и Кулешов решил заговорить о делах практических и насущных.

– Я думаю, через месяц-другой закончим схему нового образца «Совы». Споткнулись, честно говоря, на четвертом узле…

Ачкасов ничего не ответил. Он как будто не слышал, о чем ему говорил Кулешов. Александра Петровича это несколько удивило и насторожило. Все лето Ачкасов торопил его, прямо-таки подстегивал. А теперь вдруг словно воды в рот набрал.

Машина остановилась возле подъезда с массивными дубовыми дверями. Кулешов и Ачкасов вылезли на тротуар.

– Как только найдем оптимальное решение четвертого узла, я сообщу, – пообещал Кулешов.

– Хорошо, – протянул ему руку Ачкасов. – Мы обговорим это еще сто раз.

Сказал и ушел. А Кулешов пересел в свою машину и закурил. Такое поведение Ачкасова его не только насторожило, но и озадачило. Он-то рассчитывал, что Ачкасов, как всегда, проявит к «Сове» должное внимание, возможно, даже поинтересуется какими-нибудь подробностями. Тогда и будет самое время рассказать ему о том, какое смелое новаторство предложил Руденко… Но Ачкасов стал словно непробиваемым. Вместо обычных вопросов он вдруг почему-то разговорился сам, разоткровенничался, чего раньше никогда с ним не бывало. А может, лишь его самого вызывал на откровенность? А может, снова проснулось в нем меценатство и он опять решил устроить что-нибудь вроде того, что однажды уже устроил на обсуждении результатов испытания «Совы»? Но нет, вроде бы этого быть не должно. Все поправки к проекту согласованы. И новый образец будет выполнен строго по заданным нормам. «Ладно. Чего я так разволновался? Мало ли что у него на душе? Время, возраст – не вода. Стороной, как камень, никого не обтекут. Да и сколько над ним тоже всяких инстанций! Пройдет неделя-другая – и станет ясно, что за чем кроется, – решил в конце концов Кулешов. И, уже поднимаясь к себе в кабинет, подумал о предстоящей новой работе. И хотя он еще не знал, как к ней приступиться, одно было ему уже совершенно ясно: что бы там ни разработали и ни предложили специалисты ВВС, за ним, за его КБ, должно остаться последнее слово. Ачкасов мог оказаться провидцем: может, и впрямь этой работе суждено стать его лебединой песней…